Странный парень был в молодости Роберт Зиммерман. Вместо того, чтобы закончить финансовый факультет Высшей школы экономики с отличием и повесив красный диплом в рамочку на стенку, заняться, как все нормальные люди, перепродажей собачьего корма, выдумал себе зачем-то малозначащее имя Боб Дылан, взял гитару в руки и начал сочинять песенки на потребу малообразованной публике сомнительного происхождения. И надо сказать, весьма-таки преуспел в этом деле – его пластинки продавались, как жареные пирожки со свининой на его исторической родине.
Все шло хорошо, пока в глухой провинции на одном затерянном в океане британском острове не появилась четверка ливерпульских выскочек, назвавшихся сверчками (ой, простите жучками), которая стала отбивать прикормленную публику у Великого американского менестреля. Про жучков стали трещать на всех углах из всех электрических утюгов и умопомраченые недоросли стали впадать в падучую при одном лишь взоре на них. На последние шекели они в тотализированном порядке начали скупать записанные жуко-бытлами пластиночки, в которых они пели простенькие песенки про банальное «йе-йе».
Дылан, понятное дело, был выше всего этого, но когда публика массово дезертирует из твоих концертных залов на стадионы залетных гастролеров, то значит, пробили ходики с кукушкой вынести свой строгий, но справедливый вердикт по делу о заморском инсекто-вторжении.
Собрался он с мыслями после выступления в одной кафешке в Гринвич-Виллидже, да и говорит:
Бытловский главарь Уинстон (так его прозвали за то, что он много курил), взял да и пригласил Боба Дылана к себе в логово – допытаться, почему он ни одной их песенки до сих пор у себя на пластиночках не записал, хотя бы из чувства благодарности – ведь они ему так завидуют. Да, заодно, у Дылана секрет мудреных песен, невзначай, да и выведать.
Но Дылан был парень не промах, хотя и странный малость. А может и не малость. «Благодарность?», - подумал он (он был парнишка образованный, так что без словаря знал, что это слово значит), - «А вот возьму и запишусь с “Благодарным мертвецом”. А что? Отличная мысль». Дылан пока ещё не знал, что однажды эта мысль сбудется. И даже чуть больше, чем он предполагал.
Начал тут ему главарь жукового ганга своими сокровищами хвастать – хотел Боба как бобика развести, чтобы тот раскис, да разомлел, и тайну мудреных песен в ошеломленности чувств в отчаянии выдал. Чучело гориллы ему показал в натуральную величину, да мумию фараона египетского. Да, только не на того напал. Зря старался. Дылан на его кунсткамеру не купился. И не такое видал. Как ирокез в гестапо у бледнолицых - держался стойко, ни признательности, ни удивления, внешне не выказал. Ни один мускул на лице не дрогнул. Железной воли видать человек. Хоть и странный малость. А может и не малость.
Все шло хорошо, пока в глухой провинции на одном затерянном в океане британском острове не появилась четверка ливерпульских выскочек, назвавшихся сверчками (ой, простите жучками), которая стала отбивать прикормленную публику у Великого американского менестреля. Про жучков стали трещать на всех углах из всех электрических утюгов и умопомраченые недоросли стали впадать в падучую при одном лишь взоре на них. На последние шекели они в тотализированном порядке начали скупать записанные жуко-бытлами пластиночки, в которых они пели простенькие песенки про банальное «йе-йе».
Дылан, понятное дело, был выше всего этого, но когда публика массово дезертирует из твоих концертных залов на стадионы залетных гастролеров, то значит, пробили ходики с кукушкой вынести свой строгий, но справедливый вердикт по делу о заморском инсекто-вторжении.
Собрался он с мыслями после выступления в одной кафешке в Гринвич-Виллидже, да и говорит:
«Они делают то, что больше никто не способен сделать. Их неистовые и в то же время удивительно гармоничные аккорды мне очень понравились, но я не стал об этом распространяться. Многие считали, что это «попса» для подростков и скоро мода на них пройдет. Но для меня было очевидно, что это сильная музыка, которую люди не забудут».Вот и сдается, что этот Зиммерман-Дылан, малость странный парень, если конечно, малость. Говорит, что музыка у жучков из Ливерпуля мощная и симпатическая, а сам ни одной бытловской песенки на своих пластиночках не исполнил. Ни единой. Даже самой маленькой и захудалой. Даже самой невзрачной. Да, и откуда их взять – у бытлов все песни зыканские, завалящих у них нема. А Дылану, того и надо было – он лицемерить не привык. Стал он с той поры такие залихватски мудрёные песни сочинять, что у всех бытлов челюсти враз и отвисли. Завидно им стало, что они так не умеют.
Бытловский главарь Уинстон (так его прозвали за то, что он много курил), взял да и пригласил Боба Дылана к себе в логово – допытаться, почему он ни одной их песенки до сих пор у себя на пластиночках не записал, хотя бы из чувства благодарности – ведь они ему так завидуют. Да, заодно, у Дылана секрет мудреных песен, невзначай, да и выведать.
Но Дылан был парень не промах, хотя и странный малость. А может и не малость. «Благодарность?», - подумал он (он был парнишка образованный, так что без словаря знал, что это слово значит), - «А вот возьму и запишусь с “Благодарным мертвецом”. А что? Отличная мысль». Дылан пока ещё не знал, что однажды эта мысль сбудется. И даже чуть больше, чем он предполагал.
Начал тут ему главарь жукового ганга своими сокровищами хвастать – хотел Боба как бобика развести, чтобы тот раскис, да разомлел, и тайну мудреных песен в ошеломленности чувств в отчаянии выдал. Чучело гориллы ему показал в натуральную величину, да мумию фараона египетского. Да, только не на того напал. Зря старался. Дылан на его кунсткамеру не купился. И не такое видал. Как ирокез в гестапо у бледнолицых - держался стойко, ни признательности, ни удивления, внешне не выказал. Ни один мускул на лице не дрогнул. Железной воли видать человек. Хоть и странный малость. А может и не малость.
Комментариев нет:
Отправить комментарий