Встретил я как-то раз одного знакомого джазового пианиста. Хороший пианист, талантливый. Музыкальный слух отменный. Может, как говорится, с трех аккордов практически любую джазовую тему распознать. Но еще более способный спекулянт-фарцовщик. В общем – матерый «купи-продай». Зачастую такое встречается в среде джазовых пианистов в силу национальных особенностей. Настоящий виртуоз-комбинатор своего дела. Кажется, что даже самому себе способен любой залежалый товар втридорога «впарить».
Ну, вот встретились мы, а он весь доволен, аж лоснится на молекулярном уровне от удовольствия. «Знаешь», - говорит, а самого распирает от гордости, как воздушный шарик от гелия: «Я вчера такую тему сочинил обалденную. Даже самому понравилась, настолько красивая получилась. Я назвал её…» И тут он сделал увесистую паузу, как начинающий актер провинциального театра, подражающий звездно-полосатым ведущим на церемонии вручения гламурных премий «Грэмми».
Я замер в ожидании, поскольку чудесная музыка предполагает наличие у нее необычного и изысканного названия, помогающего слушателю включить свое воображение и раздвинуть звуковые границы композиции с помощью визуальных образов, невольно возникающих в подсознании. «И я назвал её… “Осень”».
Каких невероятных усилий мне стоило сохранить невозмутимый вид и удержаться от упорно лезущего наружу предательского приступа гомерического смеха. Какая невероятная банальность! Просто ужас. Ладно, когда очередной мелкий лавочник, горделиво величающий себя предпринимателем, и слушающий на досуге «Семь сорок», называет свой торговый лабаз за полным отсутствием фантазии каким-нибудь пошлым именем. Это все же можно оправдать недостатками эстетического воспитания. Но когда одаренный пианист не в силах выжать из себя ничего большего, то это уже слишком. В общем – грустно. Похоже, что он не филолог. Пусть даже на капельку. И, не писатель. Явно не Горький. И даже не горьковатый.
Ну, вот встретились мы, а он весь доволен, аж лоснится на молекулярном уровне от удовольствия. «Знаешь», - говорит, а самого распирает от гордости, как воздушный шарик от гелия: «Я вчера такую тему сочинил обалденную. Даже самому понравилась, настолько красивая получилась. Я назвал её…» И тут он сделал увесистую паузу, как начинающий актер провинциального театра, подражающий звездно-полосатым ведущим на церемонии вручения гламурных премий «Грэмми».
Я замер в ожидании, поскольку чудесная музыка предполагает наличие у нее необычного и изысканного названия, помогающего слушателю включить свое воображение и раздвинуть звуковые границы композиции с помощью визуальных образов, невольно возникающих в подсознании. «И я назвал её… “Осень”».
Каких невероятных усилий мне стоило сохранить невозмутимый вид и удержаться от упорно лезущего наружу предательского приступа гомерического смеха. Какая невероятная банальность! Просто ужас. Ладно, когда очередной мелкий лавочник, горделиво величающий себя предпринимателем, и слушающий на досуге «Семь сорок», называет свой торговый лабаз за полным отсутствием фантазии каким-нибудь пошлым именем. Это все же можно оправдать недостатками эстетического воспитания. Но когда одаренный пианист не в силах выжать из себя ничего большего, то это уже слишком. В общем – грустно. Похоже, что он не филолог. Пусть даже на капельку. И, не писатель. Явно не Горький. И даже не горьковатый.